Сменить имя

Марина была ну совершенно обыкновенная. Она имела привычку переходить улицу в неположенных местах, пересекая дорогу по частям, и приговаривала при этом «Ну же, роднуля!». Роднуля (умозрительно-совокупный водитель) должен был, видимо, услышать ее и благосклонно притормозить. Когда приятель однажды дал ей порулить, она неожиданно решила, что не впишется между кошкой и тетенькой, и не раздумывая выбрала кошку. Приятель среагировал раньше, что-то громко крикнул матом, ударил по Марининой ноге и затормозил. Тетеньку слегка боднуло, она с готовностью упала, но тут же встав, бодро потребовала денег. Сто американских рублей спасли дело, и за руль с тех пор Марине садиться не хотелось. Домой с работы она ездила на метро: по проходу непременно катается пивная бутылка; бабушка справа листает блокнот (старческий почерк, лиловые чернила); гражданин слева вкрадчиво дышит чесноком; сверху навис подросток с помутневшим взором - глаза, красные от «3D-Гонщика», а горло исцарапано чипсами. Напротив сидит смугловатый юноша марининого возраста и улыбается ей одной стороной рта. Другая сторона, очевидно, тоже хочет уехать вбок, но красота для юноши важнее. Марина делает вид, что не замечает его, размышляя меж тем, хорош ли он в постели. Оказаться же с Мариной в постели имел возможность почти любой юноша, сумевший ее сильно рассмешить несколько раз подряд. И под настроение это получалось довольно легко.

Наступление выходных она отмечала походом в Макдоналдс. Ресторанчик располагался как бы на возвышении. Садилась одна, медленно выискивала в пакете самые длинные картофелины, возила ими в соусе и смотрела в окно. Улица была одной из центральных. В вечернем свете все прохожие казались ей иностранцами.

* * *

Lars Sundstrom: нужны две точки над буквой «о». Немного мешает сдвоенное «S» на стыке слов. Но фамилию не выбирают, а имя маме нравилось. Кроме того, это русский прочтет «Lars" как «Ларс». А на шведском имя звучит странновато, больше похоже на «Лош».

Дети у мамы Ларса появились один за другим, и все мальчики. Старшего назвали Магнус. Распространенное шведское имя. Младшего - Стафан. А Ларс родился средним. Ему повезло меньше всех: старший брат Магнус был всего лишь полуторагодовалым и отнимал немало маминого внимания. А молоко вскоре понадобилось младшему Стафану.

Подростком Ларс был мальчонкой в общем-то хилым. Квартал, в котором жила семья, когда Ларс пошел в школу, считался в те времена неблагополучным. Школа была мужская, и новеньких били. Первое, что увидел мальчишка, придя в класс, была драка между учителем и учеником. Учитель держался с трудом. Когда семья снова переехала, Ларса определили в новую школу. Директор на собеседовании спросил: «Где ты раньше учился?». Ларс ответил: «Багармоссен». Директор показал на дверь: «Я тебя больше не задерживаю. Убирайся».

* * *

В Питере швед оказался по делам. Ехал с неохотой, и предчувствия его не обманули. За два дня он всё успел, еще за один - бегло насладился памятниками архитектуры. Эрмитаж посетил из чувства долга: кони, мумии, Матисс и Марке смешались в его глазах в первые же 30 минут, и он облегченно покинул храм искусства, про себя возмущаясь ценой билета для иностранцев. В холле первого этажа все же купил 19 открыток и отправил их всем, кого смог вспомнить. Текст был везде один: «Hello from St.Petersburg. Lars». Впереди была мучительная неделя, которую нужно было как-то прожить, а легендарный город меж тем показался Ларсу абсолютно непригодным для жизни. От одного обменного пункта до другого можно было идти полчаса. Магазины с едой внешне никак не отличались от обменных пунктов, поэтому ориентироваться приходилось, лишь заглянув внутрь. Пешеходы, как стадо баранов, ломились через улицу прямо на красный свет. Стройные официантки в пицца-хат сверкали голыми ногами. Вместо того, чтобы пялиться на них всласть, он почему-то злился и размышлял о том, куда смотрит хозяин заведения.

Обменяв деньги в каком-то полуподвале, он вышел, погулял, заприметил здание с советским гербом и сфоткал его. Затем нашел Макдоналдс, тоскливо взял покрытый волдырями ягодный пирожок и чаю. Горькая мысль о поражении в Северной войне смешалась в его душе с тоской по нормальному пиву. Казалось, впервые в жизни он ощущал себя патриотом. А за соседним столиком сидела девушка и с интересом рассматривала его.

- How do you do, - непринужденно спросил Ларс.

- How do you do, - выскочило в ответ из Марины. Под свитером она покрылась испариной, и зачем-то добавила:

- I can't speak English!

- Yes you can, - изящно уронил визави и для красоты чуть приподнял правую бровь.

- What are you doing here in St.Petersburg? - неожиданно для самой себя спросила Марина. И услышала:

- I am looking for the Original Russian Babushka!

Марина расхохоталась, и судьба вечера была решена.

* * *

Руки. Очень важны руки. Ей всегда казалось, что руки мужчины способны сделать гораздо больше, чем женские. Мужские руки «умнее»: женские слабы, и быть нежной для женщины - не означает делать нечто новое. Кажется, это заложено в женской природе, поэтому руки женщины могут быть нежными «не задумываясь» или - казаться такими, оставаясь на самом деле просто слабыми…Руки мужчины могут быть нежными только, если их хозяин этого хочет. Если он прикасается, думая лишь о женщине, находящейся рядом. Если всё его существо сосредоточено на кончиках пальцев. Именно такие прикосновения ощущаются остро, будто кожа «видит» пальцы, прикасающиеся к ней. Прикосновение повторяет рельеф твоего тела, и если закрыть глаза - видишь его будто нарисованным светлой сангиной на тонированной бумаге. «Ландшафт» хорошо известен, и тем не менее удивляешься, насколько он прихотлив. И чем внимательнее руки, чем они более чутки, и чем тоньше они чувствуют, тем точнее получается набросок. Если продолжать держать глаза закрытыми, то можно видеть, как рисунок становится все подробнее, обретает всё большее количество деталей. Одновременно с этим тело становится все отзывчивее: оно как будто делается более настоящим и чувствительность обретает дополнительное измерение там, где оно уже прорисовано.

* * *

Несмотря на внешность клерка, Ларс любил мечтать. Особенно хорошо мечталось с закрытыми глазами, соответственно - перед сном и после секса. Он откинулся на подушку, глубоко вздохнул и лежал так не шевелясь минут десять. Затем - кашлянул и нежно сказал:

- Если когда-нибудь я не смогу работать на той работе, на которой сейчас работаю, я открою свой кофе-шоп. - С этим Ларс дотянулся длинной ногой до края кровати, подцепил носком невидимый тапок и покачал им в воздухе. - Там будет мило, и очень дешевый кофе, - продолжил он.

- Кофе будет такой дешевый … - Ларс вытянул ногу со свисающим тапком в сторону потолка, как бы обозначая степень кофейной дешевизны.. - …что через год все кофе-шопы города станут моими…

- Это будет мой реванш за тот дорогой кофе, который я пил всю жизнь! - мстительно закончил он и брезгливо стряхнул тапок с ноги вниз. Марина хмыкнула и свернулась калачиком. Ларс строго посмотрел на нее и, не выдержав, заржал, как лошадь. Ей немного хотелось устроить бой подушками, но лежать не шевелясь было все же приятнее.

- Вечером пойдем гулять? - позвала она после паузы.

- Никогда не понимал, что это значит - «ходить гулять», - ответил швед. - По мне - это как пойти в туалет и ничего там не сделать.

* * *

Ларс разговаривал по телефону с хозяином квартиры. Она потянулась и прислушалась. До нее донеслось: «Yes. Everything is ok. Everything except water. I have problems with water. I have brown water. The water is brown in my bath. Yes. Yes. Yes, please».

Вода из крана шла и вправду коричневая. Ларс недовольно запрудил раковину по самый край и принялся намыливать вчерашние тарелки. Затем объявил, что голоден.

- Я люблю готовить вместе, - приговаривал он, обжаривая томаты. - Это весело. Порежь, пожалуйста, хлеб.

Повиновавшись, Марина нежно поглядела ему в спину. Не то чтобы она примеряла шведа в мужья - это было бы совсем глупо. Но она все же немного фантазировала. Нет, даже не так. Скорее - играла в фантазии.

Маленькие аккуратные улочки. Чистые. Очень Чистые! Красные крыши. Черепичные, разумеется. Океан неподалеку, причем - у них есть яхта. Воскресным утром Ларс ест хлебцы, йогурт, сыр. А может - и булочку с повидлом. Но не более. Неуловимый дух Икеи и стеклопакеты в окнах. Этаж последний, поэтому когда Карлсон сидит на крыше, свесив ногу, в окне болтается его крупный башмак.

Что-то типа того.

* * *

Гулять они всё же пошли. Марина вспомнила, что когда влюбленные гуляют, им надо непринужденно болтать.

- А шведы и финны - это не одно и то же? - непринужденно сболтнула она, и почувствовала, что попала в точку.

- О, - отчетливо оживился Ларс, - нет. Мы очень, очень разные!

- Например?

- О… - снова сказал Ларс и язвительно задумался. Было видно, что больше всего в английском ему недостает ругательств.

Подумав, он сказал:

- Финны не то чтобы не любят работать. Они работают, но очень медленно. Они не то чтобы ленивые. Но они очень, очень медленно работают. Финны считают: вот, есть деньги, которые я в этой жизни смогу заработать. Я не заработаю меньше и больше не заработаю. Так зачем торопиться?

- А норвежцы? - еще более непринужденно спросила Марина.

- А! Норвежцы! - раздраженно отрезал Ларс. - Они сидят и торгуют нефтью. Норвежцы считают, что раз у них есть нефть, им можно и вовсе не работать!

И он снова задумался. Затем - добавил:

- Они не то чтобы ленивые. Просто у них теперь есть нефть, и им этого достаточно.

* * *

Ресторан «Зеленое ухо» помещался в полуподвале, на углу, противоположном гостинице Астория, прямо на Исаакиевской площади. И тем не менее, это был плохой ресторан. Официант подошел через 10 минут, с заискивающим видом подал меню и исчез. Меню оказалось дерзким. Марине запомнилось горячее блюдо «Заморочка» и десерт под названием «Все там будем». Для тех, кто робеет и теряется, имелись комплексные обеды. Один назывался: «Обед крутого мужика», другой: «Кушанье кокотки».

Прошло полчаса; официант продолжал виновато мелькать, пробегая мимо и будто безмолвно умоляя не замечать его. Лицо Ларса меняло один бледно-мраморный оттенок на другой. По той последовательности, с которой они чередовались, можно было догадаться, что он не просто раздражен, но, пожалуй, даже близок к гневу.

«Shall we go away?» - Изящно повернувшись к Марине, спросил он с расстановкой. Вопрос, в сущности, ответа не требовал: искать другое место было некогда, самолет через три часа. Ларс заказал русские блины по-фински. Выяснилось, что это - три блина на большом квадратном подносе. По периметру подноса - маленькие фарфоровые баночки, сильно напоминающие изоляторы, неведомо как похищенные с высоковольтной линии. В первой баночке оказалась сметана. Во второй - рубленые крутые яйца. В третьей маслины. В четвертой - перья укропа, в пятой - репчатый лук и в шестой - красная икра. Ларс вооружился столовыми приборами: на его лице ясно прочитывались следы внутренней борьбы между голодом и гадливолстью. Марина тоже напряглась: как это есть, было неясно.

Ларс начал с укропа. Ловко и методично подцепил его концами ножа и вилки и откинул прочь на край подноса со словами: «This is for horses». От оливок он избавлялся не торопясь, по одной, как бы смакуя процесс. Их оказалось пять. При этом он проговорил: «This - is … un - eat - able».

Зрелище завораживало. Марина чувствовала себя легавой на болоте: зачарованно и беззастенчиво она пялилась в ларсову тарелку, забыв про свою. Мысленно она уже сделала стойку на репчатый лук, и кроме того - ей было любопытно, как швед поступит с икрой. Какого же было ее изумление, когда оказалось, что ей уготована совсем иная судьба. Все так же не расставаясь с ножом и вилкой, Ларс изловчился и навалил все содержимое луковой чашечки в чашечку со сметаной. Икру - туда же. И, воняя луком, съел все это.

Торопливо вышли на улицу и тут же уперлись в неопрятную суматоху на углу Большой Морской, недвусмысленно говорившую об аварии. Небольшая толпа рваным полукругом. Что-то продолговатое, прикрытое темным, прямо на «зебре». Из необычного - только одно: длинный, метров десять, шлейф барахла из выпотрошенной сумочки, обозначающий траекторию, по которой тащилось тело. Марина была готова отвернуться, когда ее внимание привлек неизвестно откуда знакомый, исписанный лиловым блокнот посреди дороги.

- Русские очень неаккуратно переходят дорогу, - отметил Ларс и потянулся за долгоносым фотоаппаратом. Марина вдруг очнулась. Удивляясь самой себе, она сказала: «Ах ты, мартышка вонючая!» и точным движением сделала «Никону» шмазь. Фильтр отпал на землю и разбился. Ларс поглядел сначала на фотоаппарат, потом - себе под ноги, а уже потом - на Марину. Внимательно и брезгливо, как смотрят на труп.

* * *

В аэропорту было много людей и дорогой буфет. Помятый человек в штормовке песочного цвета понуро отстоял очередь, взял бокал пива и сто грамм водки. Отошел и присоединился к друзьям похожей внешности.

- Финны, - c неясной эмоцией пояснил Ларс.

- Похожи на русских алкоголиков… - сказала Марина.

- Алкоголики всего мира похожи друг на друга, - сказал Ларс и надолго замолчал. Марина не прерывала паузу. Ей казалось, что он хочет сказать что-то важное. И тут Ларс действительно заговорил.

«…Мое полное имя - Lars Yohan Valter Sundstrom", начал он, щелкнув авторучкой, и по-кошачьи потянулся к листу бумаги. «У нас в Швеции это принято: иметь не одно, а несколько имен». Он вывел вверху листа: «Lars Johan Valter Sundstrom». После того, как возникла буква m, он небрежно уронил две точки выше буквы «о».

«Мое первое имя - Ларс» - продолжил Ларс. «Это имя - производное от библейского «Лазарус», что означает «воскресший после смерти». То есть, мое имя - не шведское. Это - латинское имя». С этими словами он прицелился ручкой в направлении буквы «L», как бы раздумывая. Затем - медленно опустил остриё на вершину буквы и не торопясь усилил верхнюю засечку. Скользнул вниз, почти не изменив несущий элемент, усилил нижнюю засечку и горизонтальную часть буквы. Подумал и сделал вертикальную палочку чуть более толстой, не лишив ее стройности.

«Имя Lars - мне нравится», - сказал он, и у букв «r» и «s» возникли острые засечки. «Моя мама всегда зовет меня «Ло». Когда мы были мальчишками и вечно гоняли по полям и лугам на велосипеде, а мама должна была докричаться до нас, чтобы позвать обедать, ей было лень звать нас полными именами. Это выходило бы слишком громоздко: «Магнус, Ларс, Стафан!». Мама выходила из положения очень просто. Она придумала для нас троих одно имя. Она звала нас: «Маласта». У нас с мамой уже много лет есть дежурная шутка. Когда я звоню ей, то не говорю: «Привет, мама!». Я говорю: «Привет, я - один из тех Маласта».

«Мое второе имя «Johan» - продолжил Ларс, - меня тоже устраивает. Тем более, что никто никогда меня так не зовет. Но я хотел бы изменить свое третье имя - Valter». Ларс сосредоточился, как бывает, когда человек готовится объяснить другому нечто принципиально важное, и не позволит себе неточности. Набрав в грудь воздуха, он сказал: «Во-первых, я планирую изменить букву «V» на «W». «Walter» произносится точно также, как «Valter», но мне это нравится больше «. Ларс удвоил»викторию«в начале слова и снабдил букву толщиной». «Кроме того», - продолжал он, - «я также хотел бы сменить «t» в середине слова на «th», - и ловко втиснул «h» между «t» и «e». Затем он замолчал и задумался. Чуть добавил веса всем буквам в слове, а затем - как бы погладил острием авторучки свое новорожденное имя.

«Да, - заключил Ларс, - я собираюсь сделать это. «Walther»,- мягко, на пробу, произнес он. - Это мне нравится гораздо больше.»

После паузы он сказал, словно пробуждаясь: «Я положил в карман твоих джинсов сто долларов. Не сердись на меня». Марина рассеянно провела рукой по платью вниз. «На тебе сейчас нет никаких джинсов, - сказал Ларс. - Я имею в виду те, что остались в квартире. Не забудь».


Санкт-Петербург - Москва,
сентябрь 2002 - декабрь 2003.


Отдельное спасибо Карине Тереховой за моральную поддержку и подробную консультацию относительно шведско-петербургских названий и Марии Дружковой за помощь в разработке финала.