К вопросу о педагогизме и воспитательности произведений КИЧ (несерьезные заметки сумасшедшего психолога по следам произведений К.И. Чуковского в двух частях)

Воспитательная ценность сказок Чуковского известна давно. Спрашивается, у кого прошло детство без Мойдодыра? Без Бармалея? Без Федориного кухонного скарба? Гробовое молчание.

Читали Чуковского и мне. Отчего ж иначе так и отзванивает в голове рифма за рифмой, когда читаю теперь уже я - сыну. Но вот странность: где ж воспитательная ценность? Чем дальше читаю, тем все неопределеннее делается ответ на этот вопрос. И более того: поднимается в душе какое-то архаичное детское недоумение, вовремя, видимо, невысказанное ни маме, ни папе, ни бабушке. Беспокоится незавершенный гештальт, бередит душу подавленный комплекс, и, быть может, даже коллективный бессознательный архетип не дает покоя моей душе. А чего? Столько народу читало себе и детям Чуковского! Почему б ему (прям по Юнгу) и не сделаться достоянием нашего русского коллективного, не побоюсь этого слова, бессознательного?

И чем дальше, опять же, читаю, тем недоумение мое все крепче. Не говоря уж о гештальте, комплексе, архетипе и символе.

Мойдодыр
Часть первая

Ну, ясное дело, строки

«Вдруг из маминой из спальни,
Кривоногий и хромой,
Выбегает…»

обсмеяны давным давно, не мной и много раз. У меня только один доп. вопрос. Такой, чисто практически-недоуменный: а почему, собссно, умывальник кривоногий и хромой? Чем оправдано? А, ладно, дальше - больше.

Хотя бы вот.

Он ударил в медный Таз
И вскричал: «Кара-барас!».

Не спрашиваю, чем ударил. Художник тоже был озадачен: нарисовал крупно нечто похожее одновременно на колотушку и руку. Опустим. У меня вопрос другой: почему умывальников начальник и мочалок командир использует для своего войска бессмысленный африканский боевой клич? Чем, опять же, оправдано? Не ясно. А ведь сын спросит…

Привет от Т.Толстой:

«Моем, моем трубочиста
Чисто, чисто, чисто, чисто!
Будет, будет трубочист
Чист, чист, чист, чист!»

Представитель благородной и уважаемой профессии упоминается в качестве иллюстрации персонализированного неряшества. Нехорошо-с. Трубочист работал, чистил трубы. Устал. Придет с работы - помоется. Зачем же его обижать? Или - расчет на то, что их (трубочистов) мало, и собравшись вместе, они все равно Чуковского не одолеют?

А как вам:

«…В эту комнату толпою
Умывальники влетят,
И залают, и завоют,
И ногами застучат…»
?

Каково, спрашиваю? Сыну двух нет, а он и то знает, что собачка - «ав-ав», а водичка - «кап-кап». Бред сивой кобылы. Не спрашиваю, почему умывальники застучат ногами - ясный перец! Они ж все, как один, хромые - равнение на командира и начальника.

Ну, Мойдодырова угроза:

«Прямо в Мойку,
Прямо в Мойку
С головою окунут!»

не только хамская и антипедагогичная, но и двусмысленная. Дети-то воспринимают стихи на слух и заглавной буквы в начале слова не видят. А оказывается, неумытого мальчишку хотят засунуть головой прямо в грязную питерскую речку. Очень мило, а главное - воспитательно.

Далее - с содроганием погружаемся в агрессивные галлюцинации поэта:

Тут и мыло подскочило
И вцепилось в волоса,

(…Вспомнилась дворово-жалостливая песня из моего детства со словами «Жгли ей губы и рвали волоса…»

И юлило, и мылило,
И кусало, как оса.

Ну, куда уж, кажется, дальше? Всякий карапуз теперь нестерпимо захочет мыться. Ан, нет. Продолжение следует.

Я к Таврическому саду,
Перепрыгнул чрез ограду,
А она (мочалка) за мною мчится
И кусает, как волчица.

Вот теперь - точно захочет! Но тут - бац! Неожиданный поворот сюжетной линии.

Вдруг навстречу мой хороший,
Мой любимый Крокодил.

Ага, эпитеты «хороший» и «любимый» дают нам основание предположить, что герой повествования был знаком с животным раньше и даже имеет с ним теплые, приятельские отношения.

Он с Тотошей и Кокошей
По аллее проходил…

И - точно! Мальчишка даже в курсе, как зовут его крокодилят. Значит, они дружат и счастливое избавление от бешеной мочалки близко. Вот оно:

…И мочалку, словно галку,
Словно галку, проглотил.

Напрасно вы сели в кресле, расслабившись, напрасно расправили сведенные плечи. Мальчишка-то влип:

…А потом как зарычит
на меня,
как ногами застучит
на меня:
«Уходи-ка ты домой, говорит,
Да лицо свое умой, говорит,
А не то как налечу, говорит,
Растопчу и проглочу, -
Говорит.

О, как. Видали? А еще - друг называется.

Пацан, стало быть, должен подумать: «Весь мир против меня! Пойду, утоплюсь (в Мойке!)». И тем самым - станет наконец, по задумке автора, ближе к воде.

Ну, кончилось все, как вы знаете, хорошо. Парня насильственно вымыли, как в вытрезвителе, после чего Мойдодыр мгновенно воспылал к нему условной любовью (Карл Роджерс, привет!):

…Подбежал ко мне (Мойдодыр), танцуя,
И, целуя, говорил:
«Вот теперь тебя люблю я,
Вот теперь тебя хвалю я!
Наконец-то ты, грязнуля,
Мойдодыру угодил!»

На месте парня я бы, в сердцах отринув непрошеные ласки, ответила: «А не пойти ли тебе?». Нет, мальчик рад. Во всяком случае - так нарисовано на картинках.

Заканчивается стихотворение снова политнекорректным наездом на благородную тяжелую профессию:

Надо, надо умываться
По утрам и вечерам,
А нечистым трубочистам -
Стыд и срам!
Стыд и срам!

Ну и как? Стоит все это безобразие читать детям?

Африка
Часть вторая

Ах, как жаль! Не стоило начинать с Мойдодыра. Рекордный урожай абсурда, снятый мной с его полей, никогда уже не будет догнат и перегнат… Ладно, порезвимся чуток напоследок. Вот все, что удалось пожать с полей ужасной Африки.

Африка ужасна,
Да-да-да!
Африка опасна,
Да-да-да!
Не ходите в Африку,
Дети, никогда!

Отметим очевидно полезный воспитаельный момент произведения: оно, конечно, адресовано непослушным детишкам, обожающим гулять без присмотра.

Но:

Почему Африка ужасна? Ведь это - резонный вопрос. Ответ бессознательное подкидывает само: потому, что там негры. Ведь дикие животные есть везде. Негры, скажете вы, тоже попадаются в других местах. Ответ: африканские негры ужаснее других. Именно там располагается небезызвестное племя Тумба-Юмба (там-тамы, тотемы, табу и предплечье врага - на сладкое). Именно там аборигены съели Кука (Поправьте, если вру). Американские, допустим, негры - ни в какое сравнение с африканскими не идут: они мыслят независимо, постоянно воюют за свои права, длинноноги, играют в волейбол и баскетбол, снимаются в кино. Африканские же негритосы - это молчаливое напоминание о Дарвине и не более.

Ага, Чуковский - оказывается, еще и расист.

(На самом деле я так не думаю, упаси Бог. Я, видите, даже Бога с большой буквы написала - для пущей лояльности: ): )

Второе и последнее место для весельбы:

Выходила к ним горилла,
Им горилла говорила,
Говорила им горилла,
Приговаривала:
«Вон акула Каракула
Распахнула злую пасть.
Вы к акуле Каракуле
Не хотите ли попасть
Прямо в пасть?»

Неизвестно (никто уже не скажет), каковы были намерения гориллы. На первый взгляд, она беспокоится о судьбе детишек. А на фига, спросите вы, они ей сдались? Возможно лишь два объяснения:

1. Горилла читала Дарвина и чувствует свое родство с человеческими детенышами.
2. Она ощущает смутную солидарность с родителями всех непослушных малышей - на рисунке в книге человекообразная обезьяна изображена вместе с собственным детенышем. В общем, как любая бабанька со двора -любит повоспитывать. Это, в общем, жизненно.

Реакция непокорных человеческих клопов тоже вполне предсказуема:

«Нам акула Каракула
Нипочем, нипочем,
Мы акулу Каракулу
Кирпичом, кирпичом
Мы акулу Каракулу
Кулаком, кулаком!
Мы акулу Каракулу
Каблуком, каблуком!»

Отчасти можно предположить, что такое превышение мер самозащиты со стороны детишек обусловлено реакцией неповиновения занудной горилле. «Сделать наоборот!». Отчасти - можно подумать, что ребята воспитаны в агрессивной атмосфере, что родители вообще постоянно внушают им: «Лучшая защита - нападение!». Тоже жизненно.

Но, чу! Нас ждет последнее, самое неприятное открытие:

Испугалася акула и со страху утонула.

Оказывается, у акулы было больное сердце. Она умерла от испуга, ни в чем не успев ни перед кем провиниться. Печально. Возможно, это и вовсе была тигровая акула - безобидная, нехищная, мягкотелая. Еще вчера она бесшумно бороздила зеленые океанические воды, и никого не трогала. И вот - плавает кверху брюхом, злостно оговоренная гориллой. За что?

Последний риторический вопрос: знала ли горилла об акульем недуге? Предполагала ли, что злобные малыши набросятся на нее? Ждала ли, что акула умрет от испуга сама или - желала в тайне, чтобы смерть акулы была более мучительной - от кирпича, кулака и каблука? Никто не скажет.

Тишина. И только ликует кровожадный автор детских стихов:

Поделом тебе, акула, поделом!