«Пограничность» как практика «другого бытия»

Я хочу одного - другого.
Рома Воронежский

… Понятие «пограничное состояние» существует в психиатрической терминологии уже более ста лет. Потребовалось много лет для того, чтобы это некогда довольно приблизительное понятие, первоначально употреблявшееся для описания состояния, балансирующего «между неврозом и психозом», приобрело свое современное значение в качестве определения расстройства, для которого характерны выраженные тенденции к эмоциональной лабильности, импульсивности, раздражительности и самодеструктивности (Stone, 1980, 1986).

Самый весомый вклад в разработку понятия пограничных личностных расстройств (Borderline personality disorders (BPD) внес американский врач, психоаналитик и психолог Отто Кернберг. Его труды столь же драгоценны, сколь трудно читаемы, что, однако, нисколько не умаляет их безусловной ценности. Книги Кернберга - это, по сути дела, многотомная библия современного психотерапевта, претендующего на работу не только с нормой, но и с патологией, и я не возьмусь сейчас делать по ним литобзор. Но для того, чтобы феноменологически очертить явление BPD, приведу девять принаков пограничности, на которые ссылается Американская психиатрическая ассоциация, 1994: с. 654. Для диагностики BPD необходимо наличие хотя бы пяти из них:


1) склонность прилагать чрезмерные усилия с целью избежать реальной или воображаемой участи быть покинутым.
2) склонность вовлекаться в интенсивные, напряженные и нестабильные взаимоотношения, характеризующиеся чередованием крайностей - идеализации и обесценивания;
3) расстройство идентичности: заметная и стойкая неустойчивость образа или чувства Я;
4) импульсивность, проявляющаяся как минимум в двух сферах, которые предполагают причинение себе вреда (например, трата денег, сексуальное поведение, злоупотребление психоактивными веществами, нарушение правил дорожного движения, чрезмерное переедание).
5) рецидивирующее суицидальное поведение, намеки или угрозы самоубийства, акты самоповреждения;
6) аффективная неустойчивость, очень переменчивое настроение (например, периоды интенсивной дисфории, раздражительности или тревоги, обычно продолжающиеся в течение нескольких часов и лишь изредка несколько дней и больше);
7) постоянно испытываемое чувство опустошенности;
8) неадекватные проявления сильного гнева или трудности, связанные с необходимостью контролировать чувство гнева (например, частые случаи проявления раздражительности, постоянный гнев, повторяющиеся драки);
9) преходящие вызываемые стрессом параноидные идеи или выраженные диссоциативные симптомы.


Из всех упомянутых критериев, как мне кажется, наиболее любопытны третий и седьмой пункты (являющиеся, соответственно, причиной и следствием), и влекущие за собой все остальное, включая неперечисленное. Дело в том, что критерии диагностики BPD разнятся от источника к источнику, но всегда упоминается именно диффузность самосознания и сложности с критикой в области самоидентификации.

Что здесь примечательно, если перейти на всем понятный язык? Если я не очень знаю, кто я и каков я, то я пустой, как прохудившаяся дождевая бочка. Я испытываю непрерывную, то глухую, то звонкую тоску по какому-либо содержимому и я счастлив наполняться даже нечистыми водами с крыши, под которой стою.
Я вмещаю в себя все, что в меня наливается. Что это будет - зависит не от меня. И поскольку мое дно течет, что бы в меня не наливали, очень быстро я снова становлюсь пуст и лишь ужас одиночества вновь наполняет меня.


Неудивительно, что BPD с обязательностью диагностируется рука об руку с любым отклоняющимся поведением. Ведь если я хронически пуст и тоскую по содержимому, мне годится что-угодно другое, которого нет. Но это лишь на тот отрезок времени, пока в меня наливается. Если я всегда теку, то что в меня не наливай, я буду недоволен. А поскольку я не очень точно знаю, где я, а где другой, то я, разумеется, гневлив, всеяден и хронически неудовлетворен тем, что есть. То ли это я теку, то ли в меня наливают плохо и всякий раз не того, чего бы мне хотелось …


Отталкиваясь от этой метафоры легко понять сложности пограничников с установлением долгосрочных отношений: ведь любой партнер - не тот. Он либо недодает, либо ранит, либо уходит. И, как правило, - все вместе. Какая-нибудь дромомания (охота к перемене мест), описания которой мне у Кернберга не встречались (вполне возможно, что я была невнимательна) - наиболее ярко выраженное осуществление желания иметь другую жизнь. То есть - изменять себя, перемещаясь. Другое распространенное проявление «пограничности» - ненасыщаемая жажда общения и неразборчивость в нем (то и другое - очевидное выражение потребности быть наконец более наполненным). Алкоголизм и наркомания - еще более простые и очевидные примеры попыток убежать от ощущения пустоты, изменяя себя, то есть - попыток быть другим собой. В тщетной, но исступленной надежде, что другому мне будет лучше, чем мне теперешнему - сейчас. Лживость - неизменный, как можно догадаться, штрих к портрету любого пограничника, также постоянна и естественна для них, как неудовлетворенность любыми партнерскими отношениями, в которых они состоят. Отношения, как можно догадаться, не наполняют их, а ложь - самый простой (и самый неэффективный) способ изменять себя, не меняясь, а лишь на время меняя мнения о себе в среде вокруг себя. Лживость пограничников отличается от корыстной неправды обычных людей. Она нередко парадоксальна и вредит автору больше, чем приносит пользы. Другая характерная черта лживости пограничников - их безусловная собственная вера в создаваемый сюжет. Не зная точно, где он, а где другой, пограничник сначала искажает собственное восприятие реальности, а уже затем пересказывает ее.


Моя главная мысль такова. Пограничник точно не знает, где он, и наверняка никогда не знает, где кончается он и начинается другой. По этой причине он не может и знать, что для него хорошо, а что плохо, то есть - не способен эффективно контактировать ни с одной из своих потребностей. Он лишь догадывается, что бывает лучше и хуже и демонстрирует некоторый неуклюжий тропизм в направлении этого мифического «хорошо», о котором не имеет, по сути дела, никакого знания, ибо никогда в нем не был. Поэтому вся феноменология пограничного поведения, многажды описанная в психиатрической литературе - это не что иное, как непрерывные попытки стать другим собой.