Как я работала сталкером

Недавно работала сталкером. Проводила подругу Юльку на спектакль «Академия смеха». Сама оный уже успела посмотреть месяц назад.

Попасть на спектакль невозможно, но зал всегда полный. Самое интересное происходит у входа. Что же там делается!
Зам директора театра, очень любезная, сочувствующая женщина с расходящимся косоглазием, дежурит у стеклянных дверей с 18 до 19.30 и фильтрует народ. Какая же там иерархия тех, кто хочет попасть на спектакль! Это, наверное, как в тюрьме сделать себе карьеру хлебореза… В арке перед театром, между прочим, уже в 5 часов продавали два билета: 5 тысяч за оба.
Так вот, дистанция между человеком, у которого билетов нет, и тем, у которого есть - огромна. Есть просто билеты, есть пригласительные, есть контромарки. Есть некий список в блокнотике у замдиректора. Есть билеты, оставленные кем-то на чью-то фамилию. И есть - дополнительные списки, люди из которых (в последовательности от начала списка к концу, смогут купить билет (по 1000 р.), если кто-то из списка, находящегося на верхней ступени иерархии, его не выкупил к началу спектакля. Списки различаются даже внешне: скажем, имена тех, кто сможет купить у дверей билет уже после третьего звонка, в случае, если ни одна важная персона не пришла, написаны на мятых бумажечках, валяющихся у замдиректора в кармане…
А в самом низу этой лестницы - мы с Юлькой. Нервно курим и от безысходности громко смеемся.
Стоим, идет Татьяна Васильева. Напялила темные очки, думает, ее никто не узнает. За ней - свита. Замдиректора засуетилась: «Танечка, Танечка! Где ваши 6 человек?». Слава Богу - пятеро, - глубоким голосом своим отвечает ТВ. Так и прошла, ни копеечки не заплатив…
И тут же пришел Филиппенко. Тот, напротив - без очков. Улыбается и коллекционирует по пути взгляды. И - к окошку администратора. И - вместо билета или конромарки, или другого какого документа ценного - прямо лицо засовывает туда и молчит секунду. И тут из окошка раздается восторженное: «Филиппенко!.. Вы! Вы - гениальный! Гениальный актер! Я! Я вас - обожаю!» И потом, почти исступленно: «Билетов - нет! Нет! Нет!»… Ну, и так далее.
Кстати, Филиппенко прошел не один. С ним - еще 5 каких-то скромных бабушек прошелестели…

***

А мы стоим и с каким-то оператором хихикаем. Что же нам еще остается? Он ноги у штатива выкручивает, а сам ненавязчиво так говорит: вот, Фоменко с Паниным снимал… А сейчас, мол, иду снимать спектакль!
Я говорю, ну, и как они там вообще? Их не беспокоит, что мы тут стоим без билетов?? Кстати, говорю, вам ассистент не нужен? Он: нужен! Я говорю: а сразу два? И два! А на спектакль, говорю, мы попадем? Он говорит: нет. Что же вы, говорит, девушки, билеты заранее не купили?
Наивный.
Юлька ему, обиженно так: туда можно попасть только, если быть Татьяной Васильевой. Но это, говорит, очень долгий путь: несколько реинкарнаций…
Он нас смерил взглядом (а на мне юбка новая), и говорит: вы театралки, я смотрю. Я говорю: вы как-то по юбке определяете? Он: да… Юбка-то у вас авторская? Я только хотела сказать, что купила на распродаже, а Юлька на меня как цыкнет: говори «авторская»! «Авторская!» - тут же одумалась я.
Да! А оператор там еще снимал, пока мы дежурили, какую-то девочку. Петличку на нее нацепили, другая девочка вопросы задавала. (Когда готовились, цепляли петличку, я еще хотела над ними подтрунить: подойти и буркнуть в ухо: «Петличка сосет». Это у них такой жаргон, у звукооператоров, и они очень пугаются, если у них сосет петличка, это значит, что лезут посторонние шумы и забивают речь говорящего. Но потом я замешкалась, и у меня кураж пропал, а тут пришла девочка уже сниматься.) Нацепили на нее, короче, петличку, и она и говорит как-то прям без предисловия: «Он - личность! Он - настоящая личность! Ведь, личность - это человек без комплексов! А у него их нет! И потом - он настоящий мужчина, настоящий человек, учитель. Я как-то заболела, не могла играть, так он всю ночь возле меня просидел, принес тазик, лечил меня…».
Потом она еще чего-то в том же духе говорила, говорила, а потом вдруг и говорит: «Вот, удивляешься, когда все женщины хотят ему отдаться, а когда с ним рядом находишься, когда узнаешь его, то хочется сделать то же самое!». И тут девочка, которая интервью брала, говорит мягко так: «Ну, достаточно».
А потом у той петличку отцепили, и она как повиснет на шее у нашего оператора! И, вися у него на шее, вдруг спрашивает: «Как тебя зовут-то?». Тот смутился, говорит: Миша. Тут она отцепилась, и говорит: «Ну, увидимся, Миша!». И убежала. Ну, дюди искусстава, в общем.
А оператор к нам подходит, пожимает плечами и говорит: Между прочим, я ее первый раз в жизни вижу… Оправдывается, то есть…
Я говорю: Мы заинтригованы: о ком она рассказывала?
Он: О Машкове.
Юлька: М-да…Платьице у нее, конечно, было симпатичное, но я, - говорит, - не понимаю, как можно вообще ему отдаться?
А оператор и говорит как-то со смутной мыслью в лице: Да, она, кажется, и мне готова была отдаться…
И тут его осенило: «Может мне ее, - говорит, - догнать?».
Ну, мы его, конечно, давай подзуживать: вон туда, туда она побежала…


В общем - билетов не осталось. И только мы пошли восвояси (это слово пишется вместе или раздельно?), как замдиректора, устремив нам во след левый глаз, кричит: вон они, вон они! - и показывает на нас кому-то пальцем. Ну, мы, конечно, сразу вернулись. Она: раз вы такие упорные, мы вас запишем, и завтра на ваше имя оставим два билета!
А еще говорят, косую женщину встретить - примета плохая.