Картинки 1999-2000

Вместо предисловия

Я родилась в Москве, в 1972 году, 19 октября. Была сухая, но холодная осень, пришедшая на смену беспощадно жаркому лету. Моя мать тяжело переносила беременность, и очень обрадовалась, когда я, наконец, появилась на свет…

Потом оказалось, что до моего рождения ей было гораздо проще. Как гласит история, я очень плохо ела и почти не спала. Во время кормлений я много икала и улыбалась. И очень медленно набирала вес.

Детский сад я помню плохо: мне там не понравилось. Из окон игровой комнаты был виден край моего дома, и по утрам я долго и со слезами смотрела в его сторону.

Школу я помню лучше: я плохо училась и много хулиганила. Учителя, тем не менее, относились ко мне снисходительно потому, что я слыла сообразительным ребенком, а так же потому, что меня всегда можно было усадить делать стенгазету. Из школьных предметов больше всего нравилась литература, но все же мне казалось, что мой папа знает ее лучше, чем учительница. Я тихо радовалась этому, но не подавала виду. В младших классах я сидела за одной партой с мальчиком в очках, и он был в меня влюблен. Но я узнала об этом только спустя 15 лет…

Еще лучше я помню художественное училище. Оно носило странное название: МХУ памяти 1905 года. Несмотря на то, что мое стремление к учебе всегда очень слабо давало о себе знать, я легко поступила в него, и даже закончила. Тем не менее, о том, что произошло в 1905 году, я ничего не знаю до сих пор… История никогда не вызывала во мне сильной симпатии.

В училище мне нравилось: там было много странных личностей, большинство из которых, как я теперь понимаю, наверняка имело различные диагнозы. За прогулы и тройки нас лишали стипендии. У меня, ее не было никогда.

Во дворе училища росли деревья. Летом студенты устраивались под ними пить пиво и писать портреты на натуре.

Отделение, которое я закончила, называлось «промышленная графика». В качестве диплома я представила на суд строгой комиссии четыре цирковых плаката и несколько рекламных листовок на ту же тему. Директор одобрительно улыбнулся и сказал: «Поздравляю вас с веселенькой работкой». Мне поставили «4».

С тех пор в училище я никогда не была. Но запах масляной краски всегда властно заставляет меня возвращаться туда памятью.

Помню, что в ранней юности во время прогулок по Москве, особенно сильно меня восхищала архитектура Московского Университета. Я видела, как шпиль Главного здания безжалостно вонзается в небо, и мне казалось, что укол я чувствую в собственном сердце. У молодых людей и прекрасных девушек, шедших мне навстречу от Университета, были особенные тонкие лица.

«Черт побери! - думала я - неужели я никогда не буду учиться в МГУ?!!»

Факультет психологии МГУ разочаровал меня тем, что оказался расположен вовсе не на Ленинских горах. Он находится на Охотном ряду, позади гостиницы Интурист, в небольшом четырехэтажном особняке грязно-желтого цвета. Вечером туда приходят девушки с Тверской улицы, чтобы воспользоваться туалетом. В память о себе они оставляют на дверях кабинок разные надписи.

Свой факультет я очень люблю. Там тесно, но всегда тепло, и много кошек. Кафедра, на которой я специализировалась, называется «кафедра нейро- и патопсихологии». На вопрос, что такое клинический психолог, я бы ответила так: клинический психолог - это человек, с которым психиатр всегда советуется, но потом все равно поступает по-своему.

Художник из меня не получился. Но процесс создания такой прозы, как эта, больше всего напоминает мне рисование картинок с натуры. Я не умею лепить выпуклые характеры. Не умею выстраивать сюжет. Я - не стилист. Драматургией я тоже не владею. Передать атмосферу или дух времени мне не по плечу. Все, что я делаю - это рисую картинки. Этим я, вероятно, обязана своему художественному прошлому. Мне нравится писать просто. По моему глубокому убеждению, невозможно писать сложно о том, что ты понял. Потому, что когда ты понял нечто, это кажется тебе простым. О том же, чего ты не понимаешь, писать и вовсе не следует. Если же, не приведи господи, ты понял нечто очень простое, и спешишь сообщить об этом миру, а тебя никто не понимает, тогда ты сошел с ума.

Вот уже много лет моим любимым писателем остается Чехов.

Чем дольше я живу, тем больше мне приходит в голову мыслей, которые нельзя выразить словами. Понятно, почему с возрастом люди делаются менее общительными. Зачем путать других зря?

Невыгодная позиция для пишущего человека. Если слова не найдутся, придется замолчать. После этого останется только «важно надувать щеки и шевелить усами»…

Полина Гавердовская
2000-06-29

Картинка первая

Мы с Редди гуляем вокруг пруда. Навстречу нам, взъерошив загривок, выбегает ризеншнауцер. Я приостанавливаюсь, чтобы оценить обстановку. "Он ничего не сделает, он у нас мирный.", - слышу я из-за спины, и меня догоняет женщина лет сорока. "Что это он у вас голову так держит?", - любопытствует она. "Инсульт у него был." - говорю. "У моего папы тоже был инсульт", - говорит женщина, - "похоронили 24 сентября".

Огибаем пруд. Под деревом, лицом к нему стоит пожилой человек и совершает руками едва заметные дугообразные движения, разведя их над головой примерно на 45 градусов. На гимнастику это совершенно не похоже. Взгляд его устремлен к верхушке пожелтевшей кроны. Лицо исполнено задумчивым счастьем.

- Энергию черпает, - спокойно поясняет спутница, - от березы.

- Ясно, - говорю я.

Картинка вторая

Сижу на лавочке, вяжу. Редди бегает рядом. Сбоку от меня сидит пожилой красноносый гражданин в черном пальто. Он прихлебывает водку из горлышка и закусывает булкой с колбасой. Булка - с изюмом. На очереди у него дожидается желтая груша сорта "дюшес".

"Пью за упокой Раисы Максимовны!" - поясняет он, обращаясь ко мне. Я понимающе киваю, стараясь одновременно не обсчитаться петлями. "А вам жалко Раису Максимовну?", - спрашивает меня гражданин, чуть понизив голос и наклоняясь ко мне. "Более или менее", - говорю я.

Редди вьется рядом с нами. Раиса Максимовна - это для него слишком сложно. Но вот булка с изюмом и колбаса - это он понимает. Гражданин вдруг замечает пса и некоторое время возмущенно глядит на него. "Нет! - восклицает он после минутного раздумья, - ты что же это хочешь? Чтобы я выпил и не закусил?"

Картинка третья

После каждой прогулки Никита подносит Редди мордой к зеркалу. Слюни у него свисают вертикально вниз на 20 - 30 см. «Ты посмотри, ты только посмотри, на кого ты похож!.. - шепчет он ему на ухо - ты видишь, махряк? Ты же - не собака. Ты - не собака, ты свинья… Ты только посмотри на себя!..» и т.д. Редди в это время самодостаточно кивает зеркалу мордой. Слюни на ней покачиваются. Сидеть высоко на руках у Никиты ему явно по душе.

Картинка четвертая

Недавно ко мне на прием пришла бабушка с внуком. Женщина как женщина. Несколько нервная, ну так кто сейчас спокоен? Внук сидит рядом. Мальчик как мальчик. Бабушка говорит:

- Вы знаете, нам непременно нужно перевестись в вашу школу. Нам многие советовали, у нас здесь дети знакомых учатся, и потом у нас серьезные проблемы с мальчиком.

- Что, - говорю, - за проблемы?

- Ну, вы знаете… Он все время какой-то взбудораженный, агрессивный, такой весь, знаете…, - бабушка изобразила крупный тремор всем телом, - весь такой… взбаламученный.

Мальчик криво ухмыльнулся и потупился.

- Поподробнее, если можно, - попросила я, - и потом, я не поняла, что это такое…? - я повторила за ней ее пантомиму.

- Ну, вы понимаете… Вечно он дерется, недавно стекло у Мерседеса разбил из-за того, что его мальчик за рулем обидел… Мы 600 рублей заплатили. Сладу никакого с ним нет. А мать им заниматься не хочет, у нее теперь новый муж и новые дети…

Мальчик потупился еще сильнее, но уже без улыбки. Тут женщина внезапно обернулась к мальчику и выпалила:

- У бабушки диабет, бабушка инвалид, ей теперь придется из-за тебя опять на работу идти! Надо ведь тебя кормить? Надо, я спрашиваю?

Мальчик почему-то снова промолчал…

- Он ведь у нас, вы знаете, изначально проблемный был ребенок, - продолжила свой рассказ женщина, - мама его забеременела, когда нашему старшему было всего 1.5 года. Рожать-то не хотела, уже на аборт записалась, а я говорю ей: ладно, чего уж там, Лида, - рожай!.. Вот она и родила… - при этих словах бабушка потрепала внука по затылку. - Он же у нас, знаете, после трудных родов, его, знаете, щипцами тащили… У него вот тут, знаете, такие даже ямки на голове есть, - бабушка взъерошила волосы на затылке внука, глядя при этом на меня и как бы приглашая сделать то же, чтобы убедиться в том, что она говорит правду, - мы его даже, знаете, всегда стрижем, поэтому так вот, чтобы заметно не было…

- Так, - остановила я женщину, - ты, Сережа, посиди пока в коридоре, я тебя потом позову.

- Да, иди, иди, - неожиданно охотно поддержала меня женщина, и нетерпеливо проводила внука до двери глазами.

Как только мальчик вышел, посетительница быстро перегнулась через стол в мою сторону и, не дав мне опомниться, понизив голос, затараторила:

- Вы знаете, ведь он у нас очень, очень хороший мальчик! У него руки ну просто золотые, он в технике хорошо разбирается!.. Он хозяйственный такой! Вот сегодня мы к вам собираемся утром, а он говорит: бабушка, иди завтракать, я яичницу с помидорами приготовил…

После этих слов женщина замолчала, полезла в сумочку и достала из нее носовой платок.

Картинка пятая

Сегодня в нашем доме была свадьба. Классика. На голове у невесты тюлевая занавеска, а под платьем все столь пышно, что месяцев 6 там легко поместится. Тамада-профи в малиновом пиджаке кричит хорошо поставленным голосом: «…Ваша задача разместить на себе 5 бельевых прищепок!.. Задача вашей партнерши!.. Отыскать их!.. С завязанными глазами!.. Начали!». Аккордеон, частушки, визг… Все пространство перед подъездом засыпано рисом (не деньгами!).

Картинка шестая

Была на дне рождения у Наташи А. Воздушные шары, надутые газом. Тосты под хоровые крики «ура», видеокамера. Караоке. Танцы: все бегают под музыку по кругу, взяв переднего за бока. Если не хочешь танцевать - тебя заставляют. Наташа тоже танцует. У Наташи - шестимесячный живот и тринадцатисантиметровые каблуки. Она курит и пьет красное вино. И постепенно напивается («красное вино - можно»). Потом вносят большой круглый торт с 26-ю свечами. Крик и аплодисменты. Вместо того, чтобы задувать свечи, именинница всхлипывает. Воск заливает кремовые розы. Шоколадные завитушки тают и сгибаются. В общем, богатые тоже плачут.

Потом пришел долгожданный друг детства - Саша Чернышов. Наташа издала душераздирающий вопль, и с разбегу прыгнула на него, обхватив ногами. Оба трое чуть не упали.

Мужа и отца ребенка на празднике нет. Недавно Наташа сказала ему: «Фамилия у ребенка будет моя. А насчет отчества - подумаем. Анжелика Дмитриевна - звучит не очень хорошо. Анжелика Александровна - лучше». И Дима почему-то обиделся.

Картинка седьмая

Метро. Напротив меня сидят два парня, посередине - девушка со скучающим лицом. Все трое вяло переговариваются. Парень справа нехотя достает из сумки два бенгальских огня. Передает девушке. Та вертит их в руках. Затем - один передает парню слева. Помедлив, лезет под пальто (там - оранжевый пиджак). Извлекает, неудобно разогнувшись, зажигалку. В это время парень справа выуживает откуда-то бенгальский огонь для себя. Девушка чиркает зажигалкой, поджигает парню справа бенгальский огонь. От него поджигает свой. Парень слева в это время поджигает свой от зажигаалки, которую взял у девушки. Когда горят все три палочки, девушка вяло говорит: «Сейчас нас заберут в милицию, оштрафуют и посадят в тюрьму…».

Огни тем временем догорают. От огня, который в руках девушки, ей на колено падает крупная искра. Девушка некоторое время недоуменно разглядывает круглую дырку на колготах. Парень слева в это время засыпает на ее плече.

Огни потухли. Парень справа гнет обгоревшие палочки. Девушка колупает ногтем дырку на колене. Затем лезет в сумочку. Достает оттуда флакон серебряного лака для ногтей и начинает замазывать расползающуюся от дырки стрелку. Затем задремывает, не изменив позы. Парень справа продолжает гнуть проволочки.

Проходит минут десять. На станции в вагон входят парень и девушка примерно того же возраста. У парня в руке здоровенный черный пластиковый мешок. Он еле волочет его. Когда он проходит мимо троицы, девушка открывает глаза, и вяло указывая на него пальцем, говорит: «А я тебя знаю». «Я тебя тоже себе представляю» - отвечает тот. «Как это?» - без интереса спрашивает она. «А так» - равнодушно парирует он и отворачивается. Они с девушкой садятся напротив и начинают целоваться. Девушка из троицы снова засыпает. На Измайловской выходят все пятеро, не глядя друг на друга, не разговаривая, скрываются из вида.

Картинка восьмая

У Тани есть давний друг, армянин Вреж. Когда-то он окончил философский факультет МГУ и остался в Москве. Было неясно, кем он работает и на что живет. В гости к нему можно было заявиться в середине буднего дня, и у него всегда было что поесть. Мы часто ходили к нему, будучи студентками, и это было важно. Он писал какие-то сценарии. Разрабатывал какие-то теории. Лечился от депрессии свекольным соком. Говорил: «Я не доверяю лекарствам. Что я - хымыческая колба, что ли?!». В общем, был человек творческий и странный.

Потом я долгое время ничего о нем не слышала. Иногда Таня жаловалась, что Вреж может позвонить ей в два часа ночи, и ей неудобно его обидеть.

Однажды Таня говорит:

- Ты не представляешь, что Вреж подарил мне на день рождения!

- Ну?

- Электронный адрес в Интернет!

- Так ведь, у тебя даже компьютера нет…