Грязный гештальт

Одной из центральных идей гештальт-психологии (и, как следствие, гештальт-терапии), как известно, является понятийная пара «фигура-фон». Вряд ли у меня достанет терпения объяснить ее с азов. Поэтому данный текст рассчитан на читателя, который уже знает, в чем дело.

Вкратце. Гештальт-психология постулирует, что человеческое восприятие (как внешнее, так и внутреннее (восприятие собственных потребностей) тяготеет к однозначному структурированию внешней реальности и внутреннего опыта. Мозг, а за ним - ухо, глаз, пальцы, да и душа (куда деваться) стремятся понимать любую совокупность случайных частей, как целое и придавать этому целому какое-то значение, а то - и смысл. Так, цепочку скобок, загнутых в разные стороны, глазу проще воспринимать, как недорисованые квадраты. Цепочку подков - как круги. Речь, звучащую в белом шуме, ухо сначала желает расшифровать, как родную, и только, если ни одного понятного слова вычленить не удается, мозг смиряется, что лопочут на чужом языке. Незнакомый прямоугольный предмет рука ощупывает, как знакомый, причем мозг психически здоровых людей предлагает наиболее бытовые гипотезы («спичечный коробок», «детский кубик»), а мозг шизофреника - вычурные («обломок космического корабля»). Так или иначе, все сводится к одному: психика стремится сформировать фигуру из фона, опираясь на предыдущий опыт и актуальную потребность. Здоровая психика делает это более успешно, больная - менее. Но тенденция всегда одна: создать фигуру. На бытовом языке восприятие работает по закону «понять и успокоиться». Психотик, как утверждает Тодд Берли, боится фигуры и испытывает сложности с ее созданием. Неудивительно, добавлю я, что психотик вечно лишен покоя.

То же происходит не только в сфере восприятия, но и в сфере удовлетворения потребностей. Человеческий организм, если он нормально функционирует, стремится выделить единственную, наиболее актуальную на данный момент потребность и удовлетворить, структурируя под нее внешнюю среду (фон). Так, если я голоден, я вижу вокруг ларьки, магазины или кафе. Затем я нахожу, где и что поесть, и фигура голода разрушается. Она уходит в фон, позволяя проявиться следующей фигуре (хочу спать, хочу трахаться, хочу написать текст про грязный гештальт, и т.п.).

Далее. Что характеризует инфантильную психику? Ответ прост, если мы вспомним поведение детей: тенденция во что бы то ни стало формировать и продвигать собственную фигуру, в ущерб фону. А фоном, как правило, являются другие люди со своими фигурами. Помните гротескного младенца, персонажа одного из старых диснеевских мультиков? Со словом «печенька» он полз к цели, круша все на своем пути. «Печенька!» - кричал жуткий малыш, пока рушились кухонные полки, билась посуда и мебель сдвигалась со своих мест. Уничтожив все вокруг себя, он достал печеньку и успокоился.

Взрослеющая психика изменяется естественным образом: от фиксации на фигуре - к постепенному учету фона вокруг нее. Неблагополучный подросток уже не рушит кухонную мебель, а просто тихо ворует лишнюю печеньку, прекрасно зная, что взбучка будет позже, когда мама это обнаружит. Еще более неблагополучный подросток ворует не печеньку, а деньги из кошелька у мамы. Чем выше адаптация, чем больше зрелость, тем лучше человек может учитывать фон вокруг себя. И тем лучше, как ни парадоксально, ему удается обслужить тем самым свою фигуру. Так, подросший ребенок ждет прихода взрослых и просит печеньку, а подросток просит деньги и объясняет, зачем они ему нужны. Как можно догадаться, оба оказываются более успешны в итоге.

Помня о том, что большие явления, движимые людьми, зачастую развиваются по тем же законам, что и отдельный человеческий организм, легко понять эволюцию самой гештальт-терапии. Все помнят Перлза, а многие даже читали его «Помойное ведро», в котором он подробно описывал нам, как хорошо и правильно, что всю жизнь он делал все, что взбредет в голову, не заботясь о последствиях. Изредка он прерывается на теоретизирование, однако основной пафос «Помойного ведра» мне всегда казался именно таким. Фрейд (из которого Перлз, собственно, и вылупился в свое время) в его рассуждениях выглядит нудным маразматиком, что очень напоминает подростковое отрицание родительской роли в их жизни. В общем, ранний Перлз - квинтэссенция раннего гештальта.

Как можно теперь догадаться, история развития гештальта, идет по тем же законам, что и развитие того самого младенца. Оговариваясь, что не считаю себя в праве рассуждать о психоанализе, думаю, тем не менее, что и с ним происходят весьма похожие процессы. Как выглядит гештальт сейчас? Беглое воспоминание всего, мною когда-либо услышанного или прочтенного, а также опыт многолетнего бытия в западных обучающих программах и лучшие образцы отечественных (группы Дологополова, например), - говорят о том, что современный гештальт давным-давно способен охватить не только локальную фигуру, но и фон, ее окружающий. И к счастью, я думаю. Значит, мы выросли.

К чему я, собственно, веду.
Поскольку гештальт в Россию пришел позже, довольно понятно, что взросление его отставлено далеко вперед. Но иногда я удивляюсь, насколько далеко оно в некоторых случаях отставлено. Порой, вероятно, имеет место какой-то эффект вырождения, когда некое несчастливое «гештальтическое семечко» залетит в какой-нибудь прекрасный и далекий от чего бы то ни было город, клуб или психологическую тусовку, и дальше возникает целая популяция мутирующих друг в друга «цветов», отдаленно напоминающих то, что все остальные называют гештальтом.

К моему глубокому огорчению, до сих тут и там раздаются бодрые выкрики окологештальтистски-настроенных психологов о том, что главное дело жизни - это понять, чего ты хочешь (и просовывать это потом куда ни попадя), что за твои чувства в контакте отвечаешь только ты (а другой, с которым ты их испытываешь - ни при чем), что за подорванное доверие отвечает доверяющий, а не тот, кто его подрывает, и так далее. При этом чувства (и вытряхивание их наружу) превращается в сверхценность, а функция обмена чувствами (коммуникация) - остается в стороне. Главное - сообщить миру, что ты чувствуешь. Типичный выходец из подобной среды (ученик, участник подобных групп или горе-клиент) обычно совершенно не способен учесть окружение (Помните Перлзовское «Я - это я, ты - это ты…»?). В ответ на сообщение «Не надо больше таскать мое печенье» или «Не воруй больше моих денег» или «Будь добр, снимай трубку, когда я звоню тебе!», он (в лучшем случае) отвечает гениальным «Мне грустно», потому, что его научили, что надо делиться чувствами, но совсем не объяснили, зачем.

Все это, как нельзя лучше, вписывается в тему раннего гештальта: агрессивное формирование своей фигуры в ущерб любому фону (состоящему из чужих фигур), подростковое игнорирование поля. Сплошные эго, голод и агрессия. Но, знаете, это все уже давно неактуально. Взрослый человек (а не младенец) понимает, что мир не может упираться в печеньку.

В общем, как грустно шутил Борис Новодержкин, «Вы ошибаетесь, если думаете, что гештальт-терапевт - это человек, который блюет на пол, ходит под себя и кричит дурным голосом». И лично мне бы не хотелось, чтобы, когда я отвечаю на вопрос, чем я занимаюсь, обо мне так думали. И главное, что огорчает, что в некоторых случаях это уже вовсе не болезни роста, а, увы, впадение в маразм.